Со времени окончания своего первого института, который был единственным в моем родном Мурманске (это для девочек, а для мальчиков еще была мореходка), я всю жизнь старалась уйти от того, чтобы кого-то чему-то учить. Возможно, потому, что мама – учительница, и еще потому, что я замечаю в себе неприятную мне склонность к педагогизму. К моменту получения своего первого диплома (учитель начальных классов) решила, что не хочу быть и не буду учителем, а вот очень хочу – психологом. И поехала учиться на психолога, в Питер. В магистратуре РГПУ довольно быстро поняла, что учусь не тому: здесь готовят преподавателей, а не практиков.
Доучиваясь в магистратуре (ну не бросать же, получу диплом, может, пригодится), пошла в «Мастерскую психотерапевтического консультирования» к Саше Палею и Ирине Алексеевой. Это был счастливый выбор. Наконец я нашла то, что искала. Практическую консультативную психологию, разговорную психотерапию. И окружение единомышленников, коллег.
Потом Ирина Алексеева позвала меня работать в Кризисную службу для детей и подростков (за что я ей благодарна по сей день). Это второе место после Мастерской, где я училась настоящей работе: консультирование, телефон доверия, детские группы. Потихоньку появлялась частная практика. Но при этом так случилось, что еще я много лет была «педагогом-психологом» в гимназии, всячески сопротивляясь тому, чтобы меня назвали учителем (я не учитель, я психолог, ну да, у нас уроки психологии, и я их преподаю). Параллельно закончила аспирантуру, родила первого сына, защитила диссертацию про работу консультантов телефона доверия (точнее, про то, как меняется восприятие абонентов ТД у «выгорающих» консультантов). Родила второго сына.
Пока сидела в декрете, немножко консультировала очно, осваивала онлайн-работу. Дети подрастали, я работала в гимназии, все еще сопротивляясь тому, чтобы кого-то чему-то учить. Вела уроки психологии (так себе из меня препод, честно говоря), консультировала ребят-подростков в гимназии. Развивала частную практику.
В гимназию приходили работать молодые коллеги и порой что-то спрашивали по рабочим сложностям. Мы собирались на интервизии командой психологов. Потом кто-то индивидуально подходил со своими случаями. Как-то незаметно выходило, что я начала давать супервизии по запросу. Потом решилась (наконец) уйти из гимназии в никуда. В частную практику.
Но к тому времени познакомилась с коллегами из Кризисного центра 812. Третье место, в котором я училась (и продолжаю учиться) настоящей работе. Спустя время мне предложили быть там супервизором консультантов телефона доверия. Было очень страшно. А потом понравилось, и я расслабилась. И стала супервизировать не только консультантов телефона, но и коллег-психологов.
Возможно, потому, что поняла – мне не нужно здесь никого ничему учить. Мне не нужно быть более крутым специалистом, чем консультанты или психологи, которых я супервизирую. Мне не нужно лучше их знать, как работать с абонентом или с клиентом. Мы решим это вместе, в совместном поиске. Моя задача – помочь человеку понять, в чем он испытывает сложность в работе, где затык, про что он переживает, — и вместе найти выход из этого затыка. Моя задача – слушать и прояснять, поддерживать и думать вместе. Если у меня будут идеи, которых нет у консультанта, я ими поделюсь. Если их не возникнет – это не страшно, и не всегда даже нужно. Довольно часто достаточно просто взгляда со стороны, а не изнутри ситуации, и принятия переживаний и затруднений консультанта или психолога – достаточно, чтобы помочь выйти из тупика, увидеть (самому консультанту) другие пути помощи его клиенту, абоненту. А это, видимо, у меня получается.
Возможно, поэтому мне нравится эта работа. Она похожа на обычное консультирование (его я тоже люблю) совместным поиском и поддержкой. Она непохожа на консультирование тем, что мы не идем в личную терапию и ограничены конкретным рабочим случаем. Она классная ощущением совместного думания над профессиональной проблемой, совместного разрешения сложности. Это благодарная работа, т.к. эффект – помощь, облегчение, признательность, радость – с высокой вероятностью случается в пределах одного часа.
По сравнению с супервизиями, в обычном консультировании больше одиночества. Это не противоречит близости, это другое. В консультировании я все время наедине с собой в качестве психолога. Я одна, даже будучи очень вместе с человеком, в контакте и в полной включенности в его мир здесь и сейчас. А в супервизиях бывает иначе, довольно часто: ощущение, что этого мета-уровня, на котором я одна, нет, можно без него обойтись. Мы просто вместе делаем одно дело. Ищем, в чем сложность и как ее обойти, преодолеть, снять. Поэтому я люблю, когда помимо терапии есть еще супервизии. В психотерапии много одиночества. В супервизии его нет. Здесь, работая, — отдыхаешь, в приятной компании.